Немного о себе.

    Но это не про меня. До последнего момента я жил по принципу подчерпанному из старой военной песни “А помирать нам рановато: есть еще у нас дома дела”. Я не скопил денег, мало того,  оброс, на старости  лет, долгами и болезнями. Есть правда небольшая недвижимость, но  я до сихзаалась непростой: у меня четверо детей девять внуков; есть над чем задуматься! Тем более, что отношения с детьми не всегда такие, какие хотелось бы мне.

     Перешагнув семидесятилетний рубеж, я вдруг с удивлением заметил, что детишки мои, окунувшись с головой в свои семейные проблемы, все больше и больше отдаляются от меня. Я им уже не интересен. В жизни меня спасало то, что причины собственных  бед я всегда старался искать в себе. Общаясь с ровесниками, я вдруг понял, что подобные проблемы характерны для всего нашего уходящего поколения. Почему? Противоречия “отцов и детей” были всегда, но сейчас они, на мой взгляд, достигли уровня качественных изменений. Прежде, интерес к старикам поддерживался тем, что старшее поколение оставалось хранителем традиционных знаний и навыков, особенно в патриархальных сезвнные знания стали смещаться в сторону книг, журналов, газет; потом кино, радио,телевидение. В конце двадцатого века вышел на сцену интернет, как универсальное мощное информациональное средство коммуникации. По всем законам диалектики количество переросло в качество. Произошла коммуникационная революция, оканчательно уничтожившая остатки традиционных, патриархальных систем общения поколений.  Если раньше молодая мама шла за советом по уходу за ребенком к бабушке, если вчера молодой мужчина учился различным трудовым навыкам у отца и деда; то теперь на все вопросы отвечает  всемогущий  интернет.  Интернет знает все! Не случайно в среде молодых людей растет интерес к родословным корням. Уверен, что начинать надо со своих родителей. Именно они сосредоточили в себе характерные черты всех предшествующих поколений, независимо от социальной, или сословной принадлежности предков. 

     Вот почему я решил проинформировать своих детей, внуков, родных и знакомых об основных моментах своей жизни. Надеюсь, что это будет интересно для всех. 

Детство. Начало.

   Как вы уже могли понять, родился я  25 ноября 1951 года. Хотя эта дата записана во всех моих документах, но моя мама утверждала, что на самом самом деле я родился 26 числа. Ошибка произошла потому, что отец на радостях слишком хорошо отметил появление в семье первенца и перепутал при регистрации дату счастливого события. Суеверные люди говорят, что отмечать зарание день своего рождения не рекомендуется. Мне же приходится это делать ежегодно на протяжении семидесяти лет и ничего.

  Немного о родителях. Они поженились в 1950 году, за год до моего появления. Отец: капитан инженерных войск  Штин Владимир Макарович 1923 года рождения, уроженец села Нема Вятской губернии. Сразу после окончания десятилетки был призван в армию. Началась война. Папа закончил военное училище и сразу же попал на фронт в звании младший лейтенант. Был дважды ранен, награжден орденом красной звезды, орденом Отечественной  войны  первой  степени  и несколькими медалями.

  В дальнейшем, если хватит сил и здоровья, я хочу подробно описать непростой ихо это будет интересно многим.

    Ну, а пока давайте вернемся к моим откровениям. Пеленочное детство прошло у меня в разъездах. Жизнь офицерских семей в те далекие годы не предполагала оседлости. Родился я в мытищинском роддоме и сразу же  отца направили в Опочку, Псковская обл. Затем был какой то городок в Латвии и наконец мы оказались в литовском городе Клайпеда. С этого момента я начинаю кое-чего помнить. По воспоминаниям родителей годы скитаний проходили в самых суровых условиях быта. Жили в бараках, в комнатах на несколько семей и даже в соллеатиков простым одеялом. В Клайпеде, где отец получил должность инженера танкового полка, бытовые условия стали улучшаться. С начала мы получили отдельную комнату в старом немецком доме, где уже были кое-какие удобства: водопровод; туалет в квартире, правда на две семьи, но зато теплый. Наконец, мы получили новую двухкомнатную квартиру в только - что отстроенном четырехэтажном доме. Радости не было конца: свой кран с водой на кухне, центральное отопление, отдельный туалет, двухконфорочная дровяная плита с духовкой. К квартире полагался отдельный дровяной сарайчик, где родители вместе с дровами стали хранить картошку и  различные соленья в бочках. 

     Жизнь начала налаживаться. Вместе с этим моя память начала просыпаться: в ней все более четко стали фиксироваться мои детские воспоминания.bsащитой родительской любви, проходило спокойно и счастливо. В то же время родителям не просто было поддерживать это благополучие. Несмотря на то, что отец, как офицер, получал относительно неплохое жалование; материальные трудности все же ощущалисалремена мало у кого имелся фотоаппарат); мама увлеклась портняжничеством, что тоже приносило дополнительный доход. 

    В середине пятидесятых годов в нашей семье произошло два очень важных события, которые привели нас к необходимости переезда в Подмосковье. Первое: наш отец попал под сокращение офицеров, инициированным  хрущевской реорганизации армейских структур. Второе, не менее важное событие, - это рождение брата Юры. С первой проблемой отец быстро справился, устроившись мастером  в столярный цех судостроительного завода. И хотя в материальном плане семья значительно потеряла, но зато мы обрели свободу передвижения, которая в недалеком будущем нам очень пригодилась. Все дело в том, что брат Юра, родившейся в 1955 году, сразу же проявил себя ребенком с ослабленным здоровьем. У него почему-то до двух лет совсем не росли волосы, до трех лет он не мог разговаривать. Родители конечно беспоколам. Наконец выяснилось, что у ребенка врожденное малокровие,  этим и объяснялось торможение в развитии. Началось лечение, которое заключалось, в основном, в  периодическом переливании крови. Кровь брали у мамы. Врачи рекомендовали  смену климата; они уверяли, что нашему мажн прибалтики. И вот мы, распрощавшись с хорошей по тем временам квартирой, домашним имуществом, которым успели обрасти; переехали в Подмосковье. 

   Прежде чем перейти к дальни  жизненных навыках приобретенных мной в дорогой мне Клайпеде. В принципе, моя сознательная жизнь началась именно в этом приморском городе. С рождения наделенный тонким обонянием, я до сих пор помню влажный запах моря, пропитанный “ароматом” пустых бочек из под селедки. Эти запахи сопровождали нас повсюду, так как наши окна выходили на рыбный порт. У отца было много знакомых в этом порту, он часто ходил туда и иногда брал меня с собой.

      Я помню вереницу пришвартованных бортами друг к другу рыбацких сейнеров. Они мерно раскачивались на волнах, окруженными нескончаемыми стаями кричащих чаек. Мне очень нравилось бывать в порту; бегать по палубам и трапам кораблей, валяться на пропавших рыбой грудах рыбацких сетей, взбираться, когда разрешали взрослые, на капитанский мостик, крутить огромный штурвал и представлять себя настоящим моряком. 

   Помню, как время от времени, залив наполнялся длинными гудками больших кораблей, возвращавшихся с добычей из дальних морей. Услышав гудки мы отстрелялись к окну. Несколько больших судов стояли на рейде  и бесконечно гудели. Весь такелаж кораблей был празднично украшен десятками, или даже сотнями, разноцветных флажков. Вдруг резко, как по команде, гудки смолкали и тут для нас мальчишек  начиналось самое интересное. Со всех кораблей начали взлетать стаи сверкающих разноцветных ракет. Это был настоящий салют! Все ребятишки со всех домов стремительно выбегали во дворы. Дело в том, ракеты, запускаемые с кораблей были осветительными Они очень медленно горели и медленно приземлялись, снабженные и.ашютик была мечта каждого мальчишки. Все старались отследить полет спускающейся ракеты и выловить заветный трофей, но далеко не всем это удавалось.  Однажды парашютик чуть ли не упал мне в руки. Я уже протянул ладони, но тут, мальчишка постарше, оттолкнул меня и со смехом и перехватил добычу. Было обидно до слез!  И все же парашютик я заимел, но совсем не так, как это делали все. Однажды, я вышел погулять во двор и просто увидел этот заветный предмет спокойно висящем на одиноком кустике. Парашютик несколько лет хранился у меня, даже когда мы переехали в Подмосковье. Потом исчез, но я уже не жалел об этом. Как пришел, так и ушел.

     В приморской Литве не часто выдавались хорошие летние деньки, но когда такое случалось, весь город устремлялся к морю, на пляж. Пляж находился w.rope/lithuania/city/klaipda/nationalparks/15248">Куршской косе и добраться до него было не просто. Вначале на автобусе надо было доехать до причала, где швартуются паромы и маленькие пассажирские суденышки. Потом погрузившись на одно из этих плавсредств, переплыть через залив на косу, а дальше по песку пешком через лес километра два. Пляж расположился на склоне невысокой дюны. Скатываясь по мягкому песчаному склону ты сразу же натыкаешься на набегающую волну прибоя. Такое не забывается! Пляжи в Прибалтике удивительны: чистый, мягкий, почти белый песок и неповторимое смешение запахов сосны и моря. Чаще всего я ездил на пляж  с мамой и ее подругами: отец мог позволить себе это удовольствие только в выходной день и то не всегда. Но когда с нами ездил папа, я был просто счастлив. Мы нередко бродили с ним по окружным дюнам, он много и интересно рассказывал.  Конечно я уже не помню о чем он говорил, но отчетливо помню, как завороженно слушал я его рассказы. 

   На Куршской косе во время войны шли очень серьезные бои, и в пятидесятые годы  следы недавних сражений обнаруживались  по всему полуострову. Я помню среди голых дюн одинокую башенку с многочисленными следами  пуль,  накренившуюся от взрыва. Я помню разрушенную крепость на берегу залива и остов  десантного корабля погибшего во рву этой крепости.( Сейчас в этой крепости выстроили замечательный морской музей). Я помню лес заваленный стреляными гильзами. Следы войны еще долго не покидали Клайпедский край. Отец, еще будучи офицером, неделями пропадал на разминировании. Время от времени родители пугали нас, рассказывая о случаях подрыва детей на взрывоопасных находках времен войны. Такие случаи регулярно фиксировались в местных газетах, но нам почему-то не было страшно. Я помню, что ребята постарше ездили на так называемую “Красную горку” и привозили оттуда оружие и различные боеприпасы: гранаты, патроны, боеголовки небольших снарядов. Я помню, как мы, малыши, с любопытством рассматривали эти опасные находки. Однажды ребята привезли  заржавленный пулемет. Мы все были в восторге!  Помню, как наши добытчики смертельных предметов привезли артиллерийский порох. Он представлял из себя серые трубочки толщиной примерно три миллиметра и длиной около пятнадцати сантиметров. Это было классное развлечение! Поджигался один конец трубочки и та взлетала вверх, как ракета. Разумеется, что все эти игры мог, сяком случае в среде тех ребят, которые находились в моем поле зрения.

     Время шло и наступал тот момент, когда надо было идти в школу.

Родители мои с самого незначительного возраста считали меня, если не гением, то очень и очень способным мальчиком. Если верить им, то я начал говорить раньше чем ходить. Сидя на руках отца я уже отчетливо произносил различные слова и фразы. Когда я встал на ноги, я брал любую книгу ( Благо этого добра в нашем доме всегда хватало) и приставал к маме, заставляя ее читать вслух. Родители быстро догадались, что чтение вслух надо как то систематизировать. В доме появились детские книжки с картинками. Мама не успевала мне прочитать книжку два раза, как я заучивал ее наизусть, особенно стихи. Я не настаиваю на достоверности сказанного: я всего лишь воспроизвожу рассказы родителей.

      Между тем один характерный момент сохранился в моей памяти. Однажды, в конце лета, Мама повела меня к директору школы. Мне в ту пору было всего шесть лет. И хотя через три месяца мне бы исполнилось сокК тому времени я достаточно вытянулся ростом и вполне соответствовал семилетнему возрасту. Директриса наотрез отказалась брать в школу шестилетнего ребенка. Моя мама все же уговорила педагога проэкзаменовать мальчика. Мне было предложено решить несколько простейших арифметических задач, которые я без труда “перещелкал”. Потом мама стала перечислять стихотворения, которые я знал наизусть и, между прочим, заметила, что ее мальчик знает “Руслана Людмилу”. И тогда я затараторил: “У Лукоморья дуб высокий, златая цепь на дубе том” и прочее, и прочее. Через какое-то время директриса остановила мою декламацию. В школу меня взяли. Этот эпизод моей незрелой юной жизни  помню совершенно отчетливо. Возможно, что рассказы родителей о моих способностях не слишком были преувеличены.

    Надо признаться, что мама поторопилась отправить меня в первый класс. Учеба не пошла. Я сразу же стал отставать почти по всем дисциплинам, кроме литовского языка, где не надо было писать, а заучивать слова и фразы&nbsкодо сих пор. Мои родители настойчиво тренеровали мою память и это у них получилось с успехом. Но руки мои никогда не держали ни ручки, ни карандаша, ни кисточки. Я даже никогда не рисовал до школы, как делали это многие дети. Такое однобокое дошкольное воспитание привело к тому, что в школе я с большим трудом выводил даже простые крючки и палочки. В дальнейшем моим родителям  стоило большого труда, настойчивости и терпения, для того чтобы избавить меня от этой однобокости  развития. 

     Воспоминания о клайпедском периоде моего детства были неполными, если бы я забыл о детских забавах, дворовых играх и развлечениях. Дом наш был только что выстроен. Двери подъездов выходили на обширный, пустынный двор. Ровная большая площадка стала для нас ребятишек ареной для подвижных игр. 

В нашем доме жило много детей, что позволяло устраивать большие коллективные игры: прятки, салки, чижик, игры с мечом: штандер, вышибала и т.д. Интересно то, что в футбол мы тогда не играли вообще, но зато у нас самой популярной игрой была русская лапта. Очень интересная командная игра.  Жаль, что сейчас о ней забыли совсем. Разновозрастной детский коллектив нашего дома был очень дружен. Мы не только вместе играли, но и ходили  гурьбой в кинотеатр на детские  сеансы, по воскресеньям. Кинотеатр находился довольно далеко от дома и родители не отпускали нас до тех пор, пока мы не соберемся большой группой. Зимой, или в ненастье в межсезонье родители собирали детей в квартирах по разным поводам, иногда и без повода, просто поиграть. 

      После того, как мой папа оставил армию, он поступил на заочное обучение в Рижский строительный техникум. Однажды отец, вернувшись с сессии, привез из Риги несколько коробочек с диафильмами. Проектора у нас тогда не было, но папа увлекался фотографией и придумал приспособить фотоувеличитель для проектирования сказочных картинок. Во время сеансов просмотра диафильмов в нашей квартире собиралась детвора со всего дома. Любовь к диафильмам я пронес через всю жизнх ни были маленькими. Даже сейчас в интернете, на одном из своих сайтов, я организовал детский онлайн кинотеатр, в кст  ди- -- wp:paragraph -->

    Казалось бы воспоминания о моем раннем детстве, растворились во времени навсегда, но сейчас, когда я начал писать о себе, неожиданно открылся замороженный пласт памяти, который при правильной разморозке приведет меня к открытию самого себя. 

    Плавно переходим к школьному детству.

Детство. Продолжение.

        Как вы уже поняли: учиться я начал еще в Клайпеде. Два начальных класса я закончил там. Затем в 1960 году наша семья переехала в Подмосковье: здоровье брата ухудшалось из месяца в месяц. Надо было что-то решать. И так, в десятилетнем возрасте я вернулся туда где родился, в родное село Тайнинское. 

   Надо немного сказать об этом интереснейшем месте. Первое упоминание о селе относится к самому началу пятнадцатого века. На протяжении многих столетий село Тайнинское было тесно связано с историей российских царственных династий. Об этом много написано в разных исторических источниках, даже в знаменитой “Истории государства российского” Карамзина. Я не буду заострять ваше внимание на этом. С историей села вы можете ознакомиться где угодно, хотя бы здесь.  Меня же больше интересует история моего рождения, которое в неменьшей степени зависит от истории родного села. 

      Село Тайнинское на протяжении столетий оставалось важным остановочным пунктом на пути из Москвы в Троице Сергиеву лавру и дальше на север в Ярославль, в Архангельск. Нескончаемым потоком через село тянулись обозы с раыб тому же, село Тайнинское веками оставалось  собственностью царских фамилий с их дворцами, церквями, парками и охотничьими угодьями. Все это делало жителей села богатыми и самостоятельными.  Не случайно село долго оставалось столицей Тайнинского уезда.  Такое положение дел продолжалось вплоть до середины восемнадцатого века. С древних времен дороги проходили вдоль рек. Екатерина II , придя к власти, решила выпрямить дороги, не привязывая их более к речным артериям.  Дорога на Ярославль выпрямилась и пошла через деревню Малые Мытищи (ныне Лось). Село Тайнинское оказалось в стороне. Это и стало основной причиной медленного затухания села. Однако село Тайнинское еще долго оставалось административным центром Тайнинской волости со всеми полагающимися атрибутами местного самоуправления: здесь располагалась администрация, полиция, волостная больница…

Имелись кое-какие небольшие кустарные предприятия.

    Очередной удар селу нанесла железная дорога и связанное с ней промышленное развитие села Большие Мытищи Тайнинской волости. Административные волостные функции постепенно переходили в Мытищи. В 1918 году Большие Мытищи окончательно стали официальным волостным центром. С этого момента на карте Московской губернии появилась Мытищинская волость, ставшая в последствии Мытищинским районом. Славное прошлое села Тайнинского сохранилось в названии одной из улиц Москвы (Тайнинская), по которой некогда шел Троицкий тракт, ведущий как раз к нашему селу. При строительстве Ярославской железной дороги появилась станция Тайнинская, названная так в честь знаменитого села, потому что станцию и село соединяла прямая хорошая дорога, участок древнего Троицкого тракта. По иронии судьбы, село Тайнинское теперь окончательно исчезло с карты Московской области. В шестидесятые годы прошлого столетия село вошло в черту города Мытищи. Ныне - это ничего не говорящая улица Центральная. Жаль!

    Приехав из Прибалтики, мы поселились в доме моей бабушки Марии Фроловны. Домик был совсем маленький. В нем проживала куча народа: две мои молоденькие тетушки, молодой дядя Вова, только что вернувшийся из армии, и конечно бабушка со своим мужем, инвалидом войны. Несмотря на тесноту, нашей семье выделили отдельную комнату. Комната была большая, метров восемнадцать, но после клайпедской двушки она казалась конурой. В те времена жизнь в деревенском доме была сложной в бытовом плане: туалет во дворе, вода в колодце, колодец - метров триста от дома, дровяная печка и, конечно, керосинка. Поначалу бытовые трудности нас с братом почти не беспокоили: многочисленные взрослые члены теперь уже большой семьи оберегали нас от них. 

   Мы, дети, сразу же влились в особенности непривычной для нас деревенской жизни, с коровами, лошадьми, курами и свиньями, Мыями и подружками. Жизнь в подмосковном селе оказалась намного интереснее чем детская жизнь в далекой Клайпеде. Зимы в Клайпеде были сырыми и почти бесснежными, а здесь в Подмосковье много снега и здоровые морозы. У брата Юры все недуги сразу же пропали, переезд пошел на пользу. Мальчик повеселел и стал стремительно нагонять сверстников в своем развитии. 

   Удивительно, но короткие зимние дни проходили у нас, деревенской детворы в бесконечных приключениях. Шумные уличные игры, особенно в зимние каникулы, захватывали нас целиком. За день мы успевали покататься на лыжах, на санках с горки Цыганочки, поваляться в снегу, подышать на конюшне теплым, пропахшим конским навозом, воздухом. Домой возвращались мокрыми, с заледеневшими на одежде шариками снега. Родители ворчали, но сильно не ругались, развешивая мокрую одежду над горячей печкой. 

    Близость к Москве сделала нас более осведомленными в делах страны и мира чем жителей провинции. В нашем селе был клуб, который мы детвора очень любили. Там несколько раз в неделю показывали кино. Детский билет стоил, после денежной реформы 1960екпускать ни одного фильма. Иногда приезжали артисты и давали концерты и даже спектакли. Было очень интересно. Кое у кого в селе появились первые телевизоры.

       Вечерами на просмотр телепередач собирались все соседи. Само собой взрослые брали с собой и нас детей. Телевизор сообщил нам об успехах наших хоккеистов. Понятно, что никаких настоящих клюшек у нас не было, но каждый из нас смастерил себе  клюшку из чего мог. В качестве шайбы использовалась пустая коробочка из под сапожного гуталина. Играли на деревенской улице, на болоте за селом среди кочек. В каникулярные дни мы собирались толпой человек двадцать, брали лопаты для чистки снега; коньки (у кого они были); самодельные клюшки и  шли на Джамгаровский пруд, который находился в двух лилометров от села. Расчищали площадку от снега и играли до самых сумерек.